«ПАССИОНАРИЙ» КАК ИМЯ «НОВОГО ПРИЗРАКА»
(ЕЩЁ ОДНА ТЕОРИЯ СОЦИУМА)
ячейка
Мы живем в обществе, в потоке истории. Закономерности этого потока мы называем фазами, эпохами, формациями. Золотой век, серебряный век, Первобытный строй, феодализм, капитализм..
Но фазы и формации – это приблизительная схема. Общество развивается, взрывается, застывает не одинаково, не равномерно. В этом смысле мир ячеист. В одной ячейке в дебрях Новой Гвинеи – каменный век. В Северной Корее – социализм. Кочевники в пустыне Сахара живут вековыми устоями. В Нью-Йорке, Лондоне – капитализм. Исторические скорости
разные.
Распадается сельская община, создавая новые социальные явления. Распадается по-разному. Местность имеет свой геополитический индекс: тепло, холодно, остров, глубь континента, ископаемые, плотность населения. В одном месте продвинутые соседи, другое место дышит древними традициями, в другом – целина: живи по-своему. Могут быть ещё какие-то особые политические условия. Например, Ватикан, Иерусалим, Мекка, Монако. Социальная жизнь здесь будет особой, уникальной. И упростить такое уравнение не представляется возможным.
Мы не можем разложить карту человечества не только на два («Суша и Море» геополитиков), мы не сможем разложить и на 1024. ЭВМ смогло бы, но сами обсчитываемые величины не являются чем-то твердым и точным. Этнос, религия, государство, суперэтнос, язык, корпорации, - все эти конкретные явления накладываются друг на друга и не распределяются сколько бы то ни было ровно или хотя бы логично по формочкам человеческих ячеек.
Мы не можем найти тех кусочков, тех образований, которые мы могли бы хотя грубо, «на инженерную прикидку» измерить, нет ни килограммов ни кубометров исторического вещества, чтобы произвести историеметрию.
Нет общин и обществ, государств и религий, как чего-то корпускулярного, устойчивого, поддающегося измерениям, и экстраполяция подходов точных наук на развитие общества является паранаукой. Нет, например, России. В эпоху Киевской Руси это было одно. В эпоху Ивана Третьего – другое. На рубеже 19-20 веков в Россию входили Польша и Финляндия. А в нынешнюю Россию даже не входят Украина и Белоруссия. Тоже самое произойдет, если мы попытаемся отследить контуры этноса, конфессии, языка или цвет кожи. Везде будет чехарда.
Но с другой стороны, есть Россия, хотя непротиворечивых критериев определения что это нет. То есть, не можем жестко приложить термин «россия» к какому-то физическому объекту, организму, популяции. «Россия», «европа» - это бренды. Этот бренд «россия» присваивается, например, территории или народонаселению, но это не географический термин: бренд «россия» плавает, растет, сжимается, расбрасывает диаспору, обретает тутулы «великой державы», «первой страны социализма».
личность
Существует личность. Монарх-государь есть личность, которая принимает, усыновляет народ. Это не абстракция, это не свойство территории, языка, или этноса. Есть личность, которой принадлежит трон, которой принадлежат законы, территории и народы. Свержение самодержавия лишь смена формы наследования. На трон либо приходит новая кровно-родственная династия, партийная или президентская. Есть государь, а есть и те, кто считают его своим государем. Любили ли мы Брежнева и Ельцина или нет, но они были нашими государями, а ни Картер, ни Рейган, ни Ким Ир Сен. То же относительно религии, языка, этноса. Выучив немножечко английский, мы становимся немножечко англичанами.
Язык не просто состоит из словаря и грамматики. Всегда есть носители. У языков тоже есть свои «монархи», вроде Пушкина для русских. Литература – не прихоть, это – почва, питание и воздух языка. Литераторы раскручивают шарманку языка. Без языка – «этого целого» нет.
Должность, собственность, таланта - всё атрибуты личности. Мы чьи-то последователи, кто-то следует нам. Есть вымышленные и мифологические фигуры, есть исторические давно жившие личности. Но нас знакомят с ними, и мы следуем этим образом, становясь таким образом личностями. Фанат Валерия Леонтьева или Марадоны он тоже получает то, что является принадлежностью личности. А если среди тех, с кем мы составляем общение есть личности творческие, любящие изобретать и комбинировать, то мы можем стать чем-то эксклюзивным.
Личность это не просто какой-то густой темперамент, сильный характер, это позиция в уже сложившейся общественной матрице. Муж, Жена, Мать, Отец, Дочь, Сын, Брат и так далее, - это первичная матрица. Глава возвысившегося или древнего рода становится князем, царем. Поэтому изначально, архетипически личность - это «князь», а «общество» - это величатели. Князь – личность, а величатели отражают князя и тоже становятся «личностями».
Древняя модель личности представляет ориентацию на некого Монолидера, Одного Патриарха. Но пост-модерн рождает «полиглота»: человек меняет, расширяет, уплотняет поле своего референтного «правительства». «Бог» этого «правительства» нередко сборный, процессы инициаций и «приемов в пионеры» происходят не однажды и в разных возрастах, так что модель новой личности – сложная, пёстрая, динамичная и меняющаяся.
наследование
Монарх сам по себе имеет некую безусловную власть. Безусловную в том смысле, что власть исходит не из аппарата насилия, а наоборот, из царя-монарха исходят все остальные институты и карательные в том числе. Монархия имеет статус сакральной святости и поэтому, кого бы ни посадили на трон, это работает. Поэтому срабатывают и самозванцы. Статус трона безусловно влияет на большинство людей. Это лосевский «миф».
Это сохранилось и сейчас. Принцип монархии с общей, главной, «классической» власти экстраполируется и в другие сферы. Возникают династии космонавтов, чемпионов, эстрадных звезд. Вспомним феномен Гагарина, Битлз, Пеле. Они были не просто монархами, они создали по сути дела новые «монархические отрасли». Своей популярностью они безусловно затмевали «простых» правителей.
То есть, поля царей множатся. И приобщаясь к этим Звездам, проникаясь ими, ощущая к ним уважение, сопричастность – личность уплотняется.
Таким образом, появляются новые статусы. Поклонение Гагарину, Пеле или Битлз помогает эмансипироваться от поклонению старым кумирам, «ненавистным» и скучным политическим и клерикальным лидерам. Власть не успевает организовать преследование, потому что популярность вспыхивает в неожиданной сфере и быстро, а против харизмы идти практически невозможно. Более того, сильные мира сего и сами получают от новых звезд пассионарные импульсы и жаждут их сообщества. Информационные, виртуальные монархии оказываются сильнее плотных, политэкомических вертикалей.
Знаковые личности – густы. Пушкин был притчей во языцех: хулиган, волокита, дуэлянт, он был не просто связан с декабристами, он был символом свободолюбивых настроений эпохи, он создал русский литературный язык, создал прецедент торговли литературой, основал популярный литературный журнал, чего раньше не существовало. Другие из великих: Некрасов, Толстой, Горький – также «густы».
Монархи - невольные наследники той знаковости, которая присуща трону. Самовыдвижение это ещё не личность. Ленин не был захватчиком. Он был авторитетным лидером известной революционной партии. У него уже была харизма, когда он вернулся в Россию после Февральской Революции. Революция была новым требованием, новой модой и кумиром социально активной части населения. Революция не считалась злом, она считалась добром, а Ленин был бойким и энергичным представителем «товарищей». Он уже был монархом, например, в линии Радищев, декабристы, Герцен, Чернышевский, Плеханов. Он сам указал на это своё династийное право. И когда Ленин захватил власть, его власть и харизма превзошла харизму всех русских правителей. Несложно увидеть, что Ленин наследовал по крайней мере пять линий. Он был теперь русский монарх, последователь революционной династии, был «аватарой» Стеньки Разина и Пугачева, был – следующим после Маркса и Энгельса, следующим после Плеханова в русском марксизме.
Это дало огромный пассионарный выброс, и «ленин» стал суперэффективным брендом. Раньше это называлось «добрый царь». После 20 года у Ленина начался кризис. Он был радикальней и мечтательней Троцкого. Администрирование, «гавно» ведомств были для его практически суперсвященной роли неприемлемы. Его Революция уже достигла своего пика. Проявился синдром власти, не зависящий от субъективного желания большевиков. Самодержавие стало реинкарнировать в Ленина, а механизмы старой системы возрождалась в Советской власти. Ленин не вписался в новые процессы, его парализовало и он умер. Он оказался на Олимпе святости, никто не мог понять, никто не мог его терапевтировать, у него не было адекватной компании, он был и Царь, и даже не просто Россиийский империи, а всего рабочего класса и всего прогрессивного человечества. Он был победивший Робин Гуд, Стенька Разин, Спартак, Чингачгук, ставший президентом своей Миссисипии.
Этим супербрендом «ленин» по-хозяйственному воспользовался Сталин в деле восстановления империи. Он выжал из веры в Святого Ленина всё что можно, как другие выжимали из Будды , Кришны, Христа и Магомета. Семантическую пассионарность ленинского феномена не понял и сам Ленин, это произошло «стихийно», а не из предсказаний марксизма. Модернистская жесткость не позволяла идейно-новаторских «перезагрузок». Хотя у Ленин были грезы и утопии, зачатки протосознания, пост-модернистские требования усвоения всех знаний выработанных человечеством, идеи отмирания государства, но эти «чудачества» были к месту в эмигрантских и подпольных кружках. Теперь же на кремлевском «олимпе» «дурь мечтателя» стала факультативом, большевистскую элиту окружило конкретное и модернистское чиновничество и народ, во многом ещё остававшийся домодернистской вековой тишине: «красное не есть белое», «туда не ходи – снег башка будет». Сталин решил сохранить империю, шестеренки которой вращались энергией агрессивности революционной политической верхушки.
Роли, в которые попадает правитель, управляют поведением лидеров. Гитлер замахнулся на лавры Римской Империи, и патологичность Калигулы, Нерона, варварство готов и вандалов вошли в него как фантастические духи-оборотни. Ван-Гог, приехав в Париж из Голландии, где царили реалистические традиции, окунулся в парижский авангард. Гоген и Сера поражают Ван-Гога, он становится их отражателем, поднимается на уровень ауры этих знаменитостей, сдвигается и делает максимальное: скрещивает европейскую технику живописи с эстетикой японцев. Эмоции воспитанные и эмоции буйные, глубинные, сердечные. Получилось нечто новое – он стал царем живописи всех времен и народов, доведя импрессионистский драйв до одержимости, увлекая зрителя в языческое поклонение красоте.
уплотнение
Происходит увеличение социальных ролей, община не исчезает. Город порождается людьми с новыми ролями. Город рождает новые общины, старые меняют свою значимость, но остаются. Община - это та же конструкция, что и личность. Это роль, которую принимает индивид, и которую признают или даже навязывают ему другие индивиды. Личность – мифо-ролевое образование. Личность – институт. Человек читает стихи Пушкина, Некрасова, Мандельштама и сам начинает писать и читает своим знакомым или даже публикуется, на него реагируют, слушают, хвалят: «Ты - поэт». Таким образом, в анкет-коде Личности появляется «новая графа». Каждый создает общину, хотя бы аморфную.
Первичная община – такая, где все движется по кругу. Миссия лидеров в такой общности – всё сохранить неизменным. Там пассионарий даже не становится Сократом, он профилактически уничтожается. Но город создает другие общины, и человек уже способен оторваться от замкнутой полуживотной общины, активной относительно первосигнальной живой природы, но пассивной относительно «Новых» и «Будущих» общин. В городе есть много разных групп, разных «оригиналов». Новая община помогает проигнорировать табу «не ходить в Африку».
Клубок наших социальных ролей может оказаться бесконечно сложным, границы не видны. В сознании столько матриц, фабул, теорий, культур, настроений, стилей, техник, профессиональных технологий, столько правил, мудростей, столько рефлексов и опытов. Теперь осталось не запутаться, не потерять «царя в голове».
Назначение религии состояло в образовании связи наше внутреннего мира. Религия настолько важна и востребована, что не может избежать соблазна, чтобы себя не сфальсифицировать. Она окружается суевериями, обрядами, товарным глянцем и проч. Вместо мудрости – некий гипноз, приручение масс. Религия начав с «пропаганды» мудрости, заканчивает рекламой церкви. Церковь настолько светла, что всякий скепсис, всякий с сомнением вопрос грешен. Всякое Я, всякая философия, мнение – грешны. Грешно равнять Церковь с другой церковью. Грешно – порицать книги и атрибуты церкви. Грешно считать церковь земным институтом. Грешно проверять подлинность церкви. Грешно всё, кроме следования наставлениям церкви. Кукушонок выбросил все родные яички из гнезда, оставшись в ненасытном одиночестве.
протовремя
Первичный бульон, появление Гомо Сапиенс, появления Первого государства-храма, появление Первого Революционера – везде элемент первовремени, первобытия, протовремени. В эти эпохи возможно нечто, потом уже невозможное. Раньше было иначе. Сейчас не так, но вернуться в творческую суть протовремени мы можем.
Никаких канонов, начинаем с нуля. Творчество - это самая древняя традиция, самый древний палеолит. В связи с этим вспоминается анархия. Государство – это воспитание некоего типа личностей, заметная и незаметная дрессировка. Анархизм надеется вернуться к первичному «аминокислотному», первовременному состоянию сознания. Ортодоксы хранят внешние формы со всем накопленным за кальпы и юги мусором. Смысл они не хранят, смысл - презумпция субъекта, понять могут лишь «Я» («разумные эгоисты»). Батюшки, христианские ли, индуистские ли, не помогут. Помогут скептики, ироники, философы, ученые, эти, по словам Сведенборга, метеоры, василиски, ехидны, геморрои, гремучие змеи, они помогут.
прогрессивный класс
Имущество, а при монархии и власть передавались по наследству, потому что дети – «свои», «мои», то есть, «священные». Таким образом, ликвидировать узурпацию можно, создавая «святыню», погнав волну на себя. Вопрос в том, что освятить: род, нацию, религию, просвещение, партию, нонконформизм или неопределенную, пока не сформулированную «икс-идею». Маркс назвал этих «новых святых» «прогрессивным классом».
«Революционное прошлое» действительно для России в «прошлом»
Надо ли плакать? Были ли мы прогрессивными и передовыми? Заявка была, но… «много но».
В термине «пролетариат» марксисты расшифровывали некоего «заратустру», который скажет свое слово, потому что он забрел в «экзистенциальное пограничье». Ему нечего терять, кроме цепей, поэтому он совершит эволюционный скачек. Сама формула, что в новой и слабой группе произойдет мутация – логична. Стабильные не прыгают, они - за сохранение статус-кво. Ошибка в том, что «великим и ужасным мессиански-пассионарным классом» был назван пролетариат и отождествлен с промышленными рабочими. Токари, слесари, монтажники-высотники получили титулы «призраков коммунизма». Это была фетишизация. Гегемоном альтернативы и революции был средний класс, а рабочие лишь в лице его организованной, то есть, наиболее влиятельной части, переходили в этот средний класс. Да и сами Маркс, Ленин, Троцкий и Сталин не были промышленными рабочими, они и их соратники были средним классом.
Но и средний класс – сам по себе ещё не свят. Не надо отождествлять «пролетариат» с некой группой - тогда птицы небесные опередят нас. Пролетариат - это внутреннее состояние. Иисус Христос – практически пролетарий, отказавшийся от «царствия земного», как принципа. И дело тут не в том, что он ушел «провоняв редькой и луком, бродягой ушел по Руси». Культурное, духовное, внутреннее – оно является полем «спасения», тем что вносит, новое, прогрессивное, способствующее выживанию и адаптации.
Гегемон – это вот тот, кто способен преодолеть свои сложившиеся предрассудки, кто поставил на какие-то новые идеи, проекты, модели. Сумасшедшая гиперобезьяна на человеке ещё не завершила свою эволюцию, она может рехнуться ещё раз, стать гегемоном-пассионарием.
Иллюзию существования истории обществ вызывает тот факт, что индивидуумы, которые в определенном смысле являются этими единственно реальными фигурантами, умирают. Но логика требует, чтобы мы признали их бессмертие. Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить в подлунном мире. Личность не тождественна нашим рукам, ногам, головам и прочее. Личность – текст, читаемый другими пиитами. И пока эти пииты продолжают читать сообщения, эманирующие от этих ушедших в ноосферу праотцов ВИПов, эти ВИПы продолжают «жить».
Личность-царь умирает. Но трон остается, личность-волна продолжается. Новый, вошедший в эту личность-волну человек обретет её показатели короля-правителя. Он аккумулирует черты всех предыдущих монархов. Или, сказать по-другому, он пользуется аурой тех, кто был в этом статусе. Мао стал императором. В Ленина самодержавие вошло как упырь. Самодержавие бессмертно. Человек изобрел множество других самодержавий: культурных, спортивных, религиозных. Но и кровное самодержавие тоже не исчезло, не только монархи и дворяне стали вести летопись своего рода, но и безродные простолюдины. Арии, охотники на мамонтов – все они в наших предках, а великие цари, гении и герои произошли от той же обезьяны, что и мы. Но негенетически мы наследуем много больше, негенетически мы наследуем практически всё.
Кто тогда «царь»? Тот, кто наследует, тот, кто «облучен» большим множеством личностей. Заостренность вверх непрогрессивна. Карабкание наверх, расширение классовых ножниц, отрезание низа – это мисконцепция. Почитание верхов - естественно, банально. Любовь и уважение к народу – благородна, элитарна, возвышенна. Ельцин был второсортный бюрократ, когда правил советской областью. Развернувшись горизонтально стал популярен, а начав выстраивать вертикали, попал под прицел импичмента. Фидель популярен до сих пор, потому что сохраняет свою «горизонтальность», остается в карнавале многих-многих «Я». Впрочем, есть, наверное, и более «горизонтальные» деятели, чем кубинский лидер, чем любой другой «могучий владыка», ведь «шапка Мономаха» - пресс для пассионария.
Пассионарии – некий «контингент», в котором аккумулируется новый скачок социальной эволюции. Всё вышесказанное условно, общо и метафизично. Что делать: пока перед нами аморфный бульон, в котором пост-модерн, нью-эйдж, дзенские медитации, теории о среднем классе, об экологических «пределах роста», об альтернативном глобализме, о возрождении Россия. Где же, где же тот гений, который извлечет из этой пестроты «измов» инвариант «нового призрака»?
Категория: Мои статьи | Добавил: ako (2005-12-16)
| Автор: Козлов Андрей Анатольевич
Комментарии
