Подлинный Миф - в духе китайского мышления, например – это непостижимое Дао, Таинственый Истинный Путь. Манифестированное же Дао не есть Истинное Дао, это лишь проявленное Дэ. Истина – Миф. Миф - текст, предполающий интуитивное прочтение, самопроявляющаяся, читаемая чистым сердцем истина. Наоборот, историцисткая картина, «фото» – это Дэ, тень, редукция, эскиз, отклонение от Истины. Поток фактографии, информации, хаотического мусора, лавы лжи и полулжи, именуемой историей и новостями, попадая на мониторы нашего Сознания, угнетает, растерает в пыль нас как Субъекта, Искателя, низводит до податливой функции потребителя, и чтобы выплыть, требуется Упорядывачиние, Гид, Ренген, который проявил бы Сценарий-Смысл.

Итак, Большой «Киноэпос» Времени. 10-15 лет назад. Ледник заползает на материк с севера - всё гибнет. Цивилизация сдвигается на юг. Волшебная, Монархическая, Религиозная, Нордическая Арктогея. Колесницы ариев разносятся по Евразии, всюду оставляя свой след. К этому времни наступает Расцвет Индии. Ойкумена переоформляется, доминирующий Север и пространственно, и по факту больших этнических переселений с Севера оказывается теперь в Индии. Ледниковая катастрофа сдвигает Хартленд в Райскую Тропическую Бхарата-Варшу, где записываются Веды. Ледник тает, геополитическая конфигурация меняется, стимулируя новые изменения и переселения. Наша эпоха – дотаивание ледника, возвращение «хартленда». Вечная мерзлота – последние его шрамы.

Ледник покрыл север Европы и Азии. Остался непокрыт ледником лишь мыс среднего Урал. Северная часть уральского хребта выступила в качестве противоледниковой дамбы. Охотники на мамонтов ведут здесь войну за выживание. Урал в ледниковую эпоху самая северная часть эйкумены. Но Ледник тает. Болотистые тайга и тундра покрываются флорой и фауной, медленно обживаются человеком. Самым северным из древних очагов этногенеза и расоборазования наука называет Урал, хотя никак это особено не акцентирует, не делает из этого никаких выводов. Просто называет.

Уральская языковая семья, или финно-угро-самодийские языки. Откуда венгры и финны? С берегов Сылвы.

Где фиксируется уральская раса? Тут же, от Оби да Камы. Конечно, она практически «исчезает», растворившись в соседних европеоидах и монглоидах, но дотошные антропологи настаивают, что уральская раса отнюдь не результат смешения двух последних.

Это Урал, как пятно. Пятно на теле России-Евразии. Россия-Евразия же – это Горизонталь, если конкретней, то Тракт.

Сначала Московский Тракт, потом – Сибирский. Это самый лаконичный, наверное, миф России. Тракт, как миф, как обобщение - не только дорога-шоссе или железная-дорога, эта вся инфраструктура, вытянутая горизонтально. Россия огромная страна, вытянутая вдоль паралелей по лесной и лесостепной зонам, что делает её супермонолитной этнически. Точнее суперэтнически.

Вот тут появляется Ермак. Чисто по фактам военные действия, предпринятые Ермаком - незначительный эпизод в сравнении с Грюнвальдской битвой или Ледовым побоищем, но Ермак вошел в миф. Почему? Потому что он нисверг Кучума, легитимного наследника ордынской династии, магиканина. Это была символическая, сакральная победа над остатком Старой Империи. Это - раз, а два – это Тракт. Россия-Евразия – это Горизонталь. Переход через Камень – самое напряженное и таинственное место. Ермак расчистил для Новой Империи Тракт. Тема Ермак-Кучум потом повторится в этой же географии как Юровский-Романовы. Также в военном отношении незначительный эпизод. Также символическая расправа над остатком Старой Империи. Когда Хрущов разберет Империю Сталина, в этой географии окажется Георгий Жуков, живой символ увядающей сталинской славы.
Урал не просто ворота на Восток. Тут – некая Опора, полюс Помощи. Тут недра. Тут концентрат. Сначала соболя, потом соль, потом металл, потом самоцветы, потом машины. Ленин где-то даже назвал Урал полуколонией, то бишь, сырьевым придатком Центра, но это не точно. Урал не только недра, ресурсы и производство.
Техническая мысль тоже. Приоритеты мировых изобретений тут. Первый российский паровоз – братья Черепановы. Изобретатель радио Попов родился и вырос в Екатеринбурге. В Ижевске до сих пор живет Калашников, изобретатель автомата. На Урале трудились гениальные ученые и инженеры Курчатова, здесь летчик Бахчиванджи, предтеча Гагарина, испытвал ракетный двигатель.

И не только техника. Тут родился Чайковский, Дягилев, востоковед, переводчик таинственного «И цзина» Щуцкий. Но это уральцы вне Урала. Какого рода идейность продуцирует сам Урал непосредственно? Урал кажется порой второразрядным в гуманитарном отношении. Мамин-Сибиряк, Бажов, Аркадий Гайдар. Они - второразрядны по меркам центральной русской культуры, соседствующей с торговой культурой Запада и подвергающейся влиянию её пленительных чар. По меркам Евразии же Бажов и Аркадий Гайдар – первоклассны. Сказы Павла Петровича и «Сказка о военной тайне» Гайдара – это голый, пылающий миф. Всякая великая литература становится таковой, потому в ней живет миф. Западная традиция приправляет миф эффектным сюжетом, ловкостью тропов, реализмом, романтизмом, импрессионизмом, экспрессионизмом, формализмом, структурализмом, достоевщиной или толстовщиной. У этих же наших Авторов нет практически даже «социалистического реализма» или «партийности» – один миф, где и вера, и ужас, и любовь.

Урал, как пункт на Великой Дороге, как Точка Опоры, как Вторая База, Тайная Кладовая Родины, раскрывает ещё одну особенность российского пространства. Вдоль Горизонтали происходят колебания. Однажды Евразия наступает на Запад, однажды вынуждена отступать. Отступать настолько, что Запад покрывает не только западную Россию, но и даже саму Москву. Когда возникает такая ситуация Катастрофы, тогда на Востоке Тракта проявляется Второй национальный центр. В Смутное Время такой Точкой стал Нижний. Во время Великой Отечественной войны – такой спасительной опорой стал Урал. Урал - не объект, не поставщик, пусть даже такой тонкой продукции как философия или тонкие технологии. Он - субъект. У него есть сила и воля.

Но это проявляется постепенно. Сначала этот момент незаметен. Ещё в начале века Екатеринбург – лишь уездный город, лишь Мальчиш-Кибальчиш с обер-бергамтом. Советская индустриализация поднимает Екатеринбург-Свердловск с его гигантскими заводами, вузами и т.п. В военное время Свердловск проявляет свою функцию «тыловой столицы». Тыл – тот же корень, что священная «Туле», тайный город нордических гипербореев. В Урале есть Тайна, нераскрытое, лучше сказать, «закрытое». Так буквально и говорится: «закрытые города». Они даже сейчас в наше «открытое время» пожелали сохранить свою закрытость. Урал – «туле», он внутренний, он не стремится к экзгибиционизму, он не любит внешне-технических эффектов. Есть такой миф: незамечание Урала, незамечание Екатеринбурга. Сибирь – да, Казань с татарами – да. А Урал, где это? Потому что у него нет этого качества – стремление быть видимым. Туле.

История у него какая-то портативная, миниатюрная, «краеведческая», как гвоздики на лесковской блохе. Ермак, Юровский, Павлик Морозов, Николай Кузнецов. Кто-такой этот Ермак? Но в Мифе народном он рядом с Ильёй Муромцем, соратником князя Владимира, и Стенькой Разиным, потрясшим Россию. История с Павликом Морозовым – нечто на грани бытового криминала, использованного в целях политической пропаганды, но другого такого мальчика-с-пальчика, «орленка» и «кибальчиша» надо ещё поискать. Нет другого. Он – олицетворени ребенка-героя.

А Николай Кузнецов! Чего от там такого натворил этот Штирлиц из Талицы? Но до сих пор бендеровцы его ненавидят лютой ненавистью. Потому что Павлик и Кузнецов, как мифы, несут мощную, непонятную, жуткую, пассионарную духовную энергию. Волю. Конечно, Илья Муромец и Гуркелес, не очень обременены фактографией, в них легче увидеть миф. Поздние уральские мифы возникли в условиях широкой документации. Непохоже историческое, зафиксированное на Миф. Но это профаническое сопротивление современного натурализма и фотографизма лишь злит и даже обостряет миф. Он-таки проявляется и сияет. Как чудесен этот Кузнецов: один в тылу врага, перевоплощенный в «истинного арийца», настолько, что все они эти «актерствующие арийцы» признают Пауля Зиберта за своего. И этот тайный посланец несет им разрушение и гибель. Эта тема Урала, как места Рождения Олицетворенного Разведчика, Тайного Спасителя, удивительно продлилась в истории с американским летчиком Пауэрсом, сбитым над Свердловской областью. Американец безнаказано летел над территорией Евразии, но над Туле-Уралом его настигла ракета, одна из тех, которые, быть может, испытвал Бахчиванджи. И этот американец не погиб, потому что ему надлежало быть поменяным на другого, ещё одного Нашего Разведчика. Итак, Урал прорастает, проявляет свою Тайну, свою Силу, свою способность инициировать Мистическое Воспламенение Героическим Духом, малое случайное превращать в великое глобальное.

Дальше больше. Дальше появляется мальчик, ночующий в хлеву среди коз, который потом закончит УПИ, станет прорабом на стройке, потом секретарем Обкома партии, а потом отоберет власть у наследников грозного Сталина, станет императором Евразии, заодно раскромсав СССР на 15 кусков и проч. и проч.

Ельцин. Император Евразии - это не хухры-мухры, это «Шапка Мономаха», а не что-нибудь. Что же совершил Ельцин, если взглянуть на него глазами мифа, спокойно, по-олимпийски, из космоса? Это напоминает сумасшедший гамбит, как Бородино Кутузова, только в больших масштабах. Московское его градоначальничество – лебединная песнь, последняя пассионарная судорога большевизма. Власть московская его не одобрила. Большевизм совсем остыл. Шел сброс. Настала пора менять декорации. Для будущего нужно было очистить место. Но как? Как убрать всех этих Цезарей с их сверхдебильной Религией красной икры и финской баньки, задрапированной советской идеологией? Зима первого советского века пришлась на правление Ельцина. 25 лет - весна, 25 - лето, 25 –осень, 25 – зима. Зима значит, что идеология убрана, что роль идеологии играет само раздевание. Как коммунизм исчезает вполне, так Ельцин отдает власть Путину, «человеку судьбы», которому предстоит строить. Ельцина хулят и в будущем будут хулить. Но он не меньше был связан «Договором со Временем», чем Сталин. Он сумел и прийти, и держаться, и уйти так, что Сила и Достоинство Белого Царя сохранялись (не так, вспомним, было с Николаем Вторым, Керенским, Хрущовым или Горбачевым). Дхарму царя – держать власть - Ельцин исполнил. Его специфической задачей был сброс «идеологии» (приукрашенного под марксистскую науку пост-мракобесия) вообще. Кто мог это сделать, как не Человек из Места «без фонтана и неги», кому не стало бы жалко? Даже Бродскому было «Жалко Империю». А Ельцину нет. Покоцал всё на мелкие кусочки, в щепки. Разнес и отдал Хозяйство Путину: «Рули, милок!» И опять не жалко. Зачем весь этот бурелом был нужен? Пространство для чего-то принципиально грандиозного? Но для чего? Пока тайна.

Толкователи пространств ищут «Третью столицу». Кто-то находит её в Нижнем Новгороде, кто-то в Казани, кто-то в сибирском Новосибирске. В нашей оптике мы обнаружили Екатеринбург-Свердловск. Догадки были ещё в годы советских пятилеток. Когда Хрущов создавал совнархозы и т.п., местные патриоты поговаривали о Свердловске в качестве столицы для РСФСР. Потом сумбурно-веселая сумятица перестройки с её рок-клубами, демонстрациями в поддержку опального Ельцина, что-то пробудила. Но может быть, этот поиск «янтарной комнаты» у себя на огороде – лишь простой синдром местного патриотизма?
Обратимся за проверкой нашего тезиса к «чужим», к великим людям-мифам, которым довелось увидеть Екатеринбург и свидетельствовать о нем. Антон Чехов в 1890 году, будучи в Екатеринбурге, оставил следующий совершенно пассинарно-гиперборейский портрет города: «Здешние люди внушают проезжему нечто вроде ужаса. Скуластые, лобастые, с громадными кулачищами. Родятся на местных чугунолитейных заводах, и при рождении их присутствуют не акушеры, а механики. Входит в номер с самоваром или графином и того гляди убьет. Я сторонюсь». Другой «гений-миф» Владимир Маяковский 26 января 1928 года изобразил этот город так: «У этого города нету традиций, бульвара, дворца, фонтана и неги. У нас на глазах городище родится из воли Урала, труда и энергии!». Они не знали, что такое «Туле», но они увидели.

Что нужно России сейчас? Ей нужен Гиперборей, мудрый и яростный, который спрыгнет, как рысь, что ещё водится в уральской тайге, на голову вдруг. Ей нужен «Пассионарий». Этот «пассионарий» - не свирепый необузданный брутальный смельчак, которого воспевала инфернальная боевая муза Макса Горького. Уральский «пассионарий» - на другом полюсе шкалы, измеряющий людей-творцов. Мудрая «белоглазая чудь» глядит из каменных подземелий Урала глазами Сократа: «Я знаю, что у меня нет ни фонтана, ни неги». Совсем ничего нет, кроме этой формулы перманентного творчества и поиска, священной пустоты, активной разряженности, страна-антинейтрино.

Сахару не сложно быть сладким, Уралу не сложно быть уральским. Где-то здесь «Хартленд». Этот миф придуман даже не в западных русских столицах – его создали далекие британцы. Какова миссия «Хартленда»? Было бы политической фривольностью дать мифу профаническое толкование в духе патриотического «задания Родины» или технократического логова «шагающих экскаваторов», словно реанимированного динозавра, бродившего в папоротниковых джунглях Приуралья в Пермский период. «Харт» - в переводе «сердце». Это «сердце» - не только «сердцевина», «середка», «средиземье», это также «душа», «доброта», «познание», «прояснение», «сущность».

Андрей Козлов, 8 мая 2001 г.